| архив | содержание |

| загрузить номер (PDF - файл; 4,6 Mb) |

«В лесу, в степи»

ОБ ОХРАНЕ ПАЛЕОЗООЛОГИЧЕСКИХ ПАМЯТНИКОВ ЧЕТВЕРТИЧНОГО ПЕРИОДА

Н.К. Верещагин,
почетный академик Петровской Академии наук и искусств, экс-председатель Мамонтового Комитета РАН

О проблемах сохранения мамонтовой фауны я писал и говорил неоднократно (в ст. “Стоит ли искать мамонтов”, “Наука Урала”, Екатеринбург, № 11, 21 марта 1991 г., в особых докладах на I Международном Совещании по мамонтам в 1995 г. при Зоологическом институте РАН и на 40-й сессии Всероссийского Палеонтологического Общества при ВСЕГЕИ в 1998 г.). Мои предложения в области мамонтоведения сводились тогда к коренной перестройке работы Мамонтового Комитета РАН и привлечению средств на охрану выдающихся палеонтологических “монументов” за счет организованного научного и популярного туризма. Однако за 10 последних лет положение в науке и практике палеонтологии четвертичного периода столь круто изменилось, что теперь требуются новые подходы и предложения.

Мамонт, выгравированный на пластне из бивня мамонта со стоянки Мальта на Ангаре в 85 км. от г. Иркутска (из З.А. Абрамово, 1962).

Кости, черепа, скелеты и особенно бивни мамонтов внезапно стали весьма ходовым товаром, подобно иконам, картинам и древней посуде, относительно легко сбываемым за рубеж. Уже в начале 90-х годов, как ядовитые грибы, начали расти разного рода артели и микрокомпании по поискам, раскопкам, реставрации и сбыту за рубеж образцов мамонтовой фауны, а также более древних фаун — третичного периода и мезозоя. “Разрешения-лицензии” на раскопку и сбор костей, бивней выдаются старателям областными отделами бывших геологических управлений (ныне — это, видимо, структуры МПР) и тому подобных учреждений. Подогреваемый журналистами интерес к ископаемым древностям побудил преступный мир к организации совершенно диких краж ископаемых образцов из академических и краеведческих музеев. В печати появились разоблачительные статьи, фельетоны с требованием защиты национальных научных ценностей (например, “Вечерняя Москва” от 20 янв.1998 г: “Охота на динозавров” и др.), осрамившие Палеонтологический Институт Российской Академии наук в Москве. Назрели и иные разоблачения.

По просьбе редакции журнала “Охрана дикой природы” я попытаюсь кратко рассмотреть некоторые аспекты этой проблемы и назвать возможные пути ее решения.

Памятники мамонтовой фауны представлены несколькими типами местонахождений, различными по стратиграфии,тафономии* и научной ценности:

1. Памятники чисто природного происхождения, т.е. не связанные с деятельностью первобытного человека. Примеры: большинство костеносных линз в долинах и террасах равнинных рек; нефтяные, асфальтовые “кладбища”-ловушки;
2. Антропогенные памятники, сформированные в результате охотничьей, архитектурной, культовой и художественной деятельности первобытного человека. Примеры: мамонтовые верхнепалеолитические стоянки в долинах рек Русской равнины с руинами хижин или капищ из мамонтовых костей; культовые коллекции черепов и рогов бизонов, оленей и козлов исторической эпохи, древние петроглифы (писаницы) “зверового стиля” на скалах;
3. Памятники смешанного типа, образовавшиеся при участии первобытного человека и природных факторов. Примеры: большинство пещерных и долинных стоянок ашельской и позднейших палеолитических и неолитических эпох.

Для выступлений на совещаниях мною был выполнен географический обзор (кадастр) некоторых выдающихся памятников четвертичного периода в пределах России и СНГ с примерной оценкой их тафономической и туристической значимости, т.е. возможности использования для организации научного и популярного туризма. Обзор зачитывался на упомянутых выше совещаниях, сессиях, но здесь приводится в сильно сокращенном виде. Целесообразность публикации Кадастра полностью в качестве своеобразного путеводителя или руководства для будущих коммерческих деятелей для меня сомнительна. Поэтому я ограничусь лишь несколькими примерами в пределах прежнего Советского Союза.

Iа. В пределах Восточной Европы — на Русской равнине, в долинах ее рек субмеридианного направления, имелось множество ископаемых природных “кладбищ”, образовавшихся на протяжении плейстоцена в дельтовых и прирусловых отложениях. Эти “кладбища” размывались и переоткладывались неоднократно предковыми потоками современных рек. Их фаунистические составы изучены в долинах Прута, Днестра, Днепра, Дона, Волги, Урала и известны под именем тираспольской, волжской и уральской фаун. Эти фауны содержали остатки: хоботных — слонов; копытных — лошадей, носорогов, оленей, лосей, полорогих жвачных; хищных — пещерных львов и гиен, волков, медведей, куниц; грызунов — бобров, беличьих, тушканчиков и мышевидных (полевок, леммингов) и насекомоядных. В 50-х и 60-х годах XX века множество этих “кладбищ” ушло под воды грандиозных водохранилищ при строительстве гидростанций. Сходные “кладбища” с той же плейстоценовой фауной четвертичных млекопитающих известны в Западной и Восточной Сибири — в среднем течении рек Иртыша, Оби, Енисея Лены, Индигирки Алдана, Колымы. На протяжении веков древние костеносные линзы подвергались разрушению естественным порядком в результате эрозии — размыва террас. Местами их фаунистический состав изучен досконально.

Асфальтированных (битуминозных) “кладбищ” с мамонтовой фауной мне известно немного. Это — залежи озокерита (горного воска) Старуни на Западной Украине, из которого еще в начале XX века польскими учеными были извлечены два трупа волосатых носорогов и один скелет мамонта. Местонахождение законсервировано, заброшено из-за прекращения промышленной разработки горного воска.

В Татарстане, в Заволжских степях, имеется позднеплейстоценовое местонахождение занефтеванных суглинков и гравеля на ручье Шешме у села Кармалки с остатками бурых медведей, северных оленей, бизонов, грызунов, массой птичьих костей и тел жесткокрылых — жуков. Изучено слабо, но чрезвычайно перспективно.

В Азербайджане близ Баку, на Апшеронском полуострове, имеется богатейшее асфальтированное “кладбище” плейстоценовых животных с большим набором крупных и мелких млекопитающих: носороги, лошади, ослы, быки, пещерные львы и гиены, волки, куньи, сухолюбивые грызуны, перелетные и местные птицы, жуки. Это так называемая Бинагадинская среднеплейстоценовая фауна. Памятник ныне заброшен, испорчен беспорядочными раскопками и кустарной добычей кира — битума. Значительное число публикаций.

Перспективными в палеофаунистическом смысле могут быть погребенные новейшими наносами асфальтовые озера и пруды с окисленной нефтью на северном Сахалине близ Охи и Ноглики, безусловно содержащие пойманных нефтью и полужидким битумом древних животных.

Все местонахождения четвертичных фаун I группы разрушаются более или менее интенсивно естественным порядком, а особенно если к стихийным силам добавляется прямая или косвенная деятельность человека.

Феноменальные “кладбища” мамонтовой фауны на Новосибирских островах и побережье Восточно-Сибирского моря с мерзлыми трупами мамонтов, носорогов, овцебыков появляются здесь иногда “на свет Божий” буквально на несколько часов или дней, а затем исчезают — скрываются в породе вновь в результате размыва морской волной и таяния заледенелых толщ берегов — так называемых едом. Эти “едомы” действительно “съедают” по два и более метра за год. Мамонтовый Комитет при Академии наук и был создан в 1948 г. академиком Е.Н. Павловским для молниеносной реакции на сообщения с мест по освоению таких находок, которым угрожает размыв или потопление.

Известное Берелехское “кладбище мамонтов” и самая северная в мире палеолитическая стоянка (!) на притоке Индигирки были размыты очередным половодьем в 1973 г. сразу на 10—15 м.(!). Причиной стала доморощенная “научная” деятельность якутских мамонтоведов в 1972 г., необдуманно размывших мотопомпой головной участок “кладбища”, надежно закреплявший ранее берег природным порядком.

Памятники II и III групп интересуют большевсего археологов и археозоолгов. Они приурочены к горным сооружениям и ландшафтам с выходами известняков, с их карстовыми пещерами, гротами, навесами, а также к речным долинам и побережьям озер.

Прорезанные диски из бивня мамонта. Погребение мальчика и девочки, поселение Сунгирь, окрестности г. Владимир (по Бадеру).

Всемирно известны стали палеолитические стоянки с архитектурными и культовыми сооружениями из мамонтовых костей в долинах Днепра и его притоков и на Дону, раскопанные и описанные археологами в качестве руин и остовов своеобразных жилищ: Елисеевичи, Юдиново, Костенки, Добраничевка, Мезин, Межирич, Кирилловская и другие. Некоторые из этих открытых стоянок каменного века уже превращены в местные краеведческие музеи в виде действующих павильонов и находятся под общественной охраной. Хуже обстоит дело с пещерными стоянками в горах: Жигулей, Крыма, Кавказа, Урала и Сибири в целом. Расположенные вдали от населенных пунктов, они, в сущности, беззащитны от набегов организованных и “диких” туристов, самодеятельных “спелеологов” и, главным образом, от организаций и министерств, нуждающихся в строительном известняке. Нередко пещеры и целые горные массивы не спасают не только локальные государственные запреты, но и сама заповедность уникальных ландшафтов. Здесь уместно привести вопиющие примеры.

Вот превосходный природный феномен — Самарская Лука с Жигулевской возвышенностью, которым посвящен ряд прекрасных монографий известных ученых. Горный и лесной массив Жигулей, как известно, давно объявлен государственным заповедником, но в заповедную зону с её карстовыми пещерами постоянно самозабвенно ломятся строительные министерства и бригады подрывников для ломки и добычи известняка. Рвутся туда и садоводно-дачные деятели с восточного берега Самарского водохранилища из автомоторного города Тольятти.

Во многих местах России и республиках СНГ известны, изучены и описаны так называемые петроглифы — первобытные рисунки на скалах и письмена эпохи неолита, бронзы и исторической эпохи. Это наше культурное наследие — конкретные вехи истории и искусства народов нашей страны. С культурно-исторической точки зрения таким петроглифам нет цены. Судьба многих писаниц, находившихся в свое время под общественной и религиозной охраной, теперь весьма трагична в связи с низким культурным уровнем пришлого населения, туристов и вновь (!) стройбатальонов стройтрестов. Вот два досконально знакомых примера.

Рисунок мамонта из Каповой пещеры на Урале (по Бадеру)

В 1945 г. нами (Н. Верещагин и Н. Бурчак-Абрамович) близ Баку были открыты замечательные петроглифы в россыпях скал на реликтовых столовых горках апшеронского известняка. Мы призвали тогда научную общественность Баку и правительство Азербайджана к изучению и охране этих замечательных памятников истории Восточного Закавказья. Но высокое качество строительного известняка горы Беюк-Даш подвигло бакинский стройтрест на изъятие камня сверху — с плато. Природный феномен был изуродован выпилкой известняка в виде гигантской, опрокинутой в глубину пирамиды.

Еще более тягостная история свершилась в нашем Южном Приморье — в долине Сучана (“Партизанской речки”). Там в 70-х годах мы (Н. Верещагин и А. Окладников) копали и изучали серию пещер в 15 км от города Находка. Тогда здесь был впервые открыт и изучен палеолит, богатая ископаемая фауна ледникового периода. При поддержке местных властей и энтузиастов-краеведов мне удалось организовать у сопки им Н.М. Пржевальского заповедный уголок — первый в Приморье пещерный заповедник. При нем был создан небольшой музей с костями, с планами пещер, фотографиями и картинами вымерших зверей работы анималиста-художника, проф. К.К. Флерова.

Мне уже рисовались в таком проекте спелеологический центр с бетонными чучелами ископаемых мамонтов, носорогов, оленей и бизонов на лужайке перед небольшим предпещерным озерцом и организованные группы отечественных и зарубежных туристов из международного порта Находка в очередях перед входом в пещеры… Куда там... Уже в 80-х годах стройтресты г. Находка, спилив две конические горки (“Брат и Сестра”) известняка в бухте устье Сучана, принялись и за пещерный массив правого борта Сутанской долины у поселка Екатериновка, уничтожив первобытную историческую прелесть этого уголка дикой природы.

Сходная печальная судьба бывает и у памятников III группы, как правило, дающих палеонтологу наиболее полное (универсальное) представление о видовом составе животных участка местонахождения и данного района. Однако все эти примеры варварского обращения с палеонтологическими памятниками, к сожалению, еще далеко не полностью иллюстрируют создавшееся положение.

Рассуждения и даже вопли о гибели ископаемых образцов былой жизни в дикой природе могут показаться нелепыми и ненужными, если вспомнить и знать о судьбах уже извлеченных из породы древних научных экспонатов, помещенных в академические музейные фонды-хранилища. Дело в том, что в наши дни оказались забытыили просто отброшены давно устоявшиеся идеи, идеалы, правила и законы. Кражи палеонтологических образцов из музеев, главным образом “домушниками”, беззастенчиво продолжаются. Эти случаи требуют журналистского расследования и уголовного разбирательства, но вопиющие примеры пока не могут быть приведены в статье.

Вернемся к охране древних памятников в дикой природе. Понятно, что пытаться прекратить размыв мерзлых арктических побережий, островов Новосибирского архипелага и берегов речных водохранилищ — дело гиблое, да и ненужное. А вот с защитой пещерных комплексов и открытых писаниц эффективные меры могут быть приняты в законодательном порядке, путем принятия подзаконныз актов, ограничения и централизации выдачи разрешений на раскопки пещер, на добычу бивней мамонта, наконец, путем ужесточения таможенного контроля. Здесь может оказаться полезным опыт Смоленской городской таможни 1999 года.

В соответствии с законом о запрете вывоза за рубеж научных и культурных ценностей таможня задержала большую партию скелетов пещерных медведей и мамонтов, вывозимых московской фирмой в Германию с объявленной смехотворно низкой оценкой. Как экс-председатель Мамонтового Комитета РАН я дал положительное заключение на задержание контрабандного груза, особенно в связи с тем, что скелеты медведей происходили из уральских палеолитических пещер, подвергавшихся пиратским раскопкам без учета их археологической ценности.

Нельзя сказать, что предотвратить это преступление удалось легко. Потребовалась не одна экспертиза, но в результате ценный научный груз не ушел за рубеж. В деле охраны палеонтологических памятников в дикой природе, как ни в чем другом, важно добиться того, чтобы принятые постановления, подзаконные акты неукоснительно принимались к исполнению, а не были лишь лукавыми “отписками”.

Приведем некоторые выводы и предложения:

наша страна чрезвычайно богата палеозоологическими памятниками четвертичного периода разной стратиграфической и тафономической природы и степени изученности. Значение их для прогресса науки и культуры страны неоспоримо и велико. Сказанное вызывает необходимость систематизации памятников и создания их особой описи — кадастра. Подавляющее большинство обсуждаемых памятников (в том числе и еще не изученных) разрушается природным порядком, но чаще промышленной деятельностью министерств, “дикими” и организованными туристами, доморощенными “исследователями”-браконьерами, а также новоявленными конторами по скупке и экспорту ископаемых костей и скелетов.

Для спасения и охраны этих памятников необходимы: разработка и принятие Госдумой особых подзаконных актов, а также привлечение средств за счет развития палеозоологического туризма. Об этом должны позаботиться как ученые — археологи, археозоологи, геологи, так и Министерство природных ресурсов.

Дело хранения уже добытых палеозоологических коллекций и образцов в большинстве государственных хранилищ страны (Институтов и музеев) находится в бедственном состоянии и нуждается в жесткой ревизии и контроле независимым органом — например Всероссийским советом музеев, его специальными комиссиями.