Почти половина этого выпуска СБ посвящена вспышке саранчи, поразившей Россию и Казахстан прошлым летом. Почему мы уделяем ей столько места? Нам кажется, что это событие многообразно связано с проблемами сохранения степей и природопользования в степных ландшафтах наших стран. Более того, оно может оказаться ключевым в определении судьбы степных экосистем на многие годы вперед.

   Большинство экспертов, чьи мнения представлены в этом выпуске, среди основных причин вспышки называют изменение условий природопользования в степных регионах за последние годы. В свою очередь, последствия самой вспышки для отношений между обществом и степными экосистемами могут оказаться очень глубоки и неоднозначны.

   Прежде всего, события этого лета впервые за многие годы привлекли внимание общества к проблеме залежей. Само по себе, это неплохо. Стихийное забрасывание пашни - без восстановительных мероприятий, без контроля со стороны специалистов, полулегально - не могло быть основой устойчивого изменения структуры угодий и формирования неразрушительного использования сельхозземель, без чего невозможно и устойчивое сохранение степей. Давно назрела необходимость разработки государственной политики в этой сфере, но ни общество, ни государство ею, по сути дела, не интересовались.

   Благодаря саранче государственные органы <заметили> огромный залежный клин в степных регионах. К сожалению, это скорее тревожит. Как бы то ни было, за эти годы структура угодий, пусть стихийно, стала приближаться к экологически приемлемой. Многие стоявшие на грани исчезновения типы степных экосистем и отдельные виды оказались уже вне опасности. Теперь же страх перед <рассадниками саранчи> может привести к ужесточению контроля за превратно понимаемым <надлежащим> использованием угодий. Вряд ли такая мера будет иметь долговременный успех, так как режим использования (включая временное <неиспользование>) угодий определяется объективными причинами, прежде всего экономическими. Но и кратковременной кампании достаточно, чтобы отбросить ситуацию далеко назад.

   При этом, разумеется, проблема саранчи не решится, поскольку попытка заново все распахать, не имея возможности долговременно удерживать эти площади в распашке, приведет лишь к омоложению залежей и повторению истории. В то же время, достаточно мудрое отношение государственных органов способно реально стабилизировать природопользование в степных ландшафтах. Очень обнадеживает пример Управления сельского хозяйства Самарской области, которое в ответ на вспышку саранчи планирует официально вывести из распашки и залужить большие площади нерентабельной пашни, направив высвободившиеся ресурсы на улучшение агротехники на остающихся в распашке площадях.

   Другой аспект <саранчовой> проблемы - собственно борьба с саранчой как вредителем. Особенно тревожит здесь прямое уничтожение степных экосистем при агротехнических мероприятиях против саранчи. Также разрушительно проведение этих мероприятий и на старых залежах, где восстанавливается степная растительность. При этом сукцессия отбрасывается к инициальным, бурьянистым стадиям. Разумеется, страдают и животные, обитающие на залежах (в частности, гнездящиеся на них птицы). Положение усугубляется тем, что агротехнический метод традиционно считается <экологически чистым>, поскольку не опасен для человека, и потому не вызывает опасений ни у населения, ни у природоохранных органов.

   Зато общеизвестны экологические риски химического метода борьбы. При тех объемах пестицидов, какие доступны сейчас крестьянам, можно, видимо, не опасаться широкого загрязнения водоемов и почв. Но весьма реальна угроза уничтожения степных животных при химических обработках. Применяемые инсектициды действуют неизбирательно - как на пруса, так и на сотни прочих видов насекомых и других членистоногих, населяющих степные и залежные биотопы. При этом прус как раз более устойчив к инсектицидам (см., например, статью М.Г. Сергеева, с. 20), у многих других видов смертность гораздо выше. Для позвоночных пиретроиды, видимо, безвредны, но десятки видов этих животных, питающихся членистоногими (в том числе, целый ряд редких и угрожаемых видов птиц и пресмыкающихся), страдают от сокращения кормовой базы (см. статью В.П. Белика, с. 27).

   Большие опасения у нас вызывает тот факт, что в России все координационные и контрольные функции по поводу саранчовой проблемы оказались сосредоточены в рамках единственного ведомства. Как явствует из обзора ситуации в регионах (см. с. 3-12), практически во всех субъектах федерации, затронутых вспышкой (за исключением Республики Хакасия), все основные решения принимались органами Минсельхозпрода без участия других ведомств. Не было координации и на федеральном уровне. Во многом именно из-за отсутствия такой координации нарушен ряд нормативных актов федерального законодательства (статья на с. 30). Безусловно, для России не редкость, что под предлогом чрезвычайности ситуации игнорируются правовые нормы и интересы общества в целом. Но примириться с этой практикой - означает окончательно потерять возможность общественного контроля за действиями государственных органов.
   

   Как показывают материалы этого номера СБ, опасность для сельского хозяйства значительно преувеличена, во всяком случае в России. Действительно, <грозная саранча> была представлена здесь преимущественно одним видом - итальянским прусом (Calliptamus italicus; хотя были локальные вспышки и более опасной азиатской саранчи, Locusta migratoria). Прус не является в полной мере стадным видом, хотя и способен образовывать большие скопления и совершать массовые перелеты. В качестве вредителя сельского хозяйства он - далеко не самый опасный вид. Оптимальны для пруса полупустынные ландшафты, где площади рентабельных посевов невелики. В собственно степной зоне прус также населяет стации северно-пустынного облика с преобладанием полыней и маревых (на степных солонцах и т.п.). При массовом размножении, как в 1999 г., он выходит за пределы этих биотопов - на залежи, сбитые степные выгоны. На посевах же этот вид кормится в последнюю очередь. Безусловно, он способен наносить вред сельскохозяйственным культурам. Но размеры этого вреда не больше, а часто существенно меньше, чем от более привычных вредителей, вспышки которых не вызывают никакого мистического ужаса.

   Любопытно, что практически ни для одного региона не нашлось обоснованных данных об оценке ущерба сельскому хозяйству в денежном выражении (с. 3-12). Зато известно, что ущерб нигде не был сколько-нибудь большим. Площади поврежденных посевов исчисляются в самом худшем случае первыми десятками тысяч гектаров, при том, что заселены прусом были площади в десятки или сотни раз большие. Относительно общей посевной площади это также очень небольшие величины - не более 1%. По всей видимости, среди различных причин неизбежной гибели части урожая повреждение итальянским прусом занимает отнюдь не первое место*.

   Любопытно было бы также сравнить сумму ущерба с затратами на борьбу. Последние известны и составляют для разных областей от нескольких миллионов до нескольких десятков миллионов рублей (от сотни тысяч до почти миллиона долларов) только из госбюджетов (см. с. 3-12). На следующий год соответствующие службы запрашивают суммы, как правило, превышающие затраты 1999 года. При этом рентабельность проведенной борьбы не анализируется.

   Тут надо отметить ошибочность распространенного убеждения, что раз заселив сельхозугодья, саранча останется навсегда, если не проводить активной борьбы. Большая часть вновь заселенных территорий расположена севернее климатического оптимума пруса, в зоне, где условия для него в среднем неблагоприятны. Заселение этой территории оказывается возможным, когда складываются подходящие погодные условия. Но популяции пруса не могут существовать здесь устойчиво, и через несколько лет его численность севернее полупустынной зоны снизится до нормальных величин. Достаточно вспомнить, что вспышки численности пруса регулярно происходили на этой территории и раньше, в течение всего ХХ века (см. с. 3-10).

   К тому же то, что происходит в последние годы с итальянским прусом, с точки зрения динамики популяций представляет собой фазу экспоненциального роста, когда попытки воздействовать на численность популяции крайне малоэффективны. Через какое-то время рост обязательно сменится падением численности. Таким образом, речь не идет о ситуации <сейчас или никогда>. Сомнительно даже, смогут ли истребительные мероприятия существенно ускорить переход к нисходящей фазе динамики численности.

   В 1999 г. пренебрежение всеми природоохранными ограничениями оправдывалось непредвиденностью ситуации. Непредвиденной она была, в первую очередь, для природоохранных органов и негосударственных организаций, оказавшихся не готовыми к адекватной реакции. Весна 2000 не за горами - готовы ли мы к ней?

   Илья Смелянский